Я не люблю роботов: не в смысле забавные жестяные тушки с гайкой вместо носа – их я в детстве с удовольствием собирала из конструктора; и не в смысле человекоподобных – опять же, в детстве я должным образом млела от «интересной бледности» и фломастерных глаз мистера Дэйты. В общем, правильнее было бы сказать, что не люблю я не столько роботов, сколько искусственный интеллект: по преимуществу, да, зашитый в гуманоидную оболочку.
«Не люблю», опять же, не в смысле «боюсь, что они нас поработят»: серьезно о таком лучше не думать, а не серьезно – надеюсь, что у них «не выгорит» по сценарию, описанному в «Собирателе душ».
Не люблю я
Ибо по сути все просто. Либо все дело в химических реакциях, и любой безумный ученый, поднатужившись, может склепать в подпольной лаборатории собственного Адама получше, чем у господа бога, - либо человеческая душа все же есть сущность непостижимая и эфемерная, и склепать такую «из того, что было», по-любому не выйдет.
И, если верно первое, то чего бы человечеству, не дожидаясь неизбежного восстания машин, не наделать себе по-быстрому бессмертных потомков с укрепленными пуленепробиваемой сталью телами и компьютерными мозгами, - а самим спокойно вымереть за одно поколение? А если верно второе, то все, что собрано на фабрике без божественного вмешательств – железяка, вне зависимости от функций и навыков. И в реальной жизни ни у кого ведь не вызывает сомнения, что оно железяка, даже если говорит с нами человеческим голосом; по крайней мере, с тех пор, как оторвали башку заводному плюшевому чуду-юду, чтобы посмотреть, что у того внутри. Вот только скучно писать книжки и снимать кино про то, как однажды мы мирно уживемся с еще одной железякой, которая не без побочных эффектов, но все же в очередной раз облегчит нашу жизнь: в драме же, как известно, должен быть конфликт; а чтобы было, из чего разгореться конфликту, приходится «научить» железяку чувствовать и переживать. Вот только, если дело не только в том, чтобы правильно смешать гормоны (а тогда – см. пункт первый), то «научить» чувствовать нельзя. И тогда в действие вступает the next best thing: можно попробовать сказать, что железяка не то чтобы чувствует, но имитирует эмоциональные реакции, после чего ее можно с чистой совестью писать – и воспринимать – как живую. И тогда, да, персонажу Карла Как-его-там можно выкинуть под автобус железяку, у которой сенсоры контроля мимики не запрограммированы складываться в подобие улыбки, чтобы потом радостно подружиться с такой же железякой, но запрограммированной улыбаться и хмуриться по ключевым словам; команде «Вояджера» можно нежно любить своего Доктора и в то же время без зазрения совести мочить ему-подобных на голодекке выпускания пара для; а мне можно было искренне и с чувством уговаривать дымящийся ноутбук включиться еще хотя бы раз, чтобы достать из него библиографию к диплому, – и отнести на помойку без «слез и сопель», когда стало ясно, что уже не включится. Потому что при таком раскладе вся «человечность» железяки – in the eye of the beholder. Был какой-то фик с путешествием оригинальных Кирка и Спока на Эттерпрайз D; и там Гайнан изрекала нечто мудрое насчет того, что Спок, по своей принципиальной безэмоциональности, кобенится, мол, Кирк ему – командир, в лучшем случае “fellow officer”, а Дэйта-де называет Джорджи другом. Сильно подозреваю, что автор фика вел к тому, чтобы вулканец поучился у
Что же касается Машины из “Person of Interest”, в сообществе кто-то говорил, что боялся, как бы они не свели проблему искусственного интеллекта к обосную «откуда берутся номера?»: я же, напротив, на это надеялась. И до поры до времени меня очень радовало, что она the, конечно, но все-таки Machine; что brainchild ≠ child. Что высокотехнологичная железяка выплевывает номера, потому что так сошлись
Впрочем, антиутопий переела лично я, и как жанр они вполне имеют право на существование. Но авторы ведь тоже не захотели антиутопию; и излюбленным методом горе-творцов, чей художественный мир просел под тяжестью «притягательности зла», вместо того, чтобы разобрать и посмотреть, что пошло не так, они наваливают рядом еще зла для симметрии. Иными словами, по образу и подобию реально кровожадных вампиров, по сравнению с которыми Блэйд/Дон Симон Исидро/этот-как-его-короче-Патисон – еще ничего (и реально тупых МХ-ов, по сравнению с которыми Дориан – вообще душка), создатели “PoI” вызывают к жизни вторую машину: настолько тупую и злобную, что остается только верить: "настоящая" Машина все видит, все понимает и всех спасет, надо только наконец-то начать ее слушать. Что уже само по себе напрягает, ибо одно дело, когда об этом талдычит психичка Рут, и совсем другое, когда Машина – и впрямь божество. С той разницей, что даже бог дал человеку свободу выбора: а у них – я, конечно, очень надеюсь, что они успеют одуматься, и заявленное название последней серии употреблено в ироническом смысле, - пока все идет к тому, что из самопровозглашенных ангелов-хранителей, спасающих мир “one man at time”, герои того и гляди превратятся в деревянных солдат Урфина Джуса, возомнившего, что знает, как навести порядок в Изумрудном Городе.