"Затмение" ("Затмение")
Нет, от массированных попыток поставить «Полет над гнездом кукушки» определенно веет безнадежной тоской по свободе. Вернее, по тому призраку, что когда-то принимали за свободу. Прошла молодость, пришла стабильная работа, хорошая зарплата, благопристойная семья, и лишь изредка блеснет из небытия бесстыжая улыбка, подбивая вспомнить, в чем же было это фантастическое очарование рыжей беспринципности МакМерфи: и не поймешь, не то очарование прошло, а беспринципность осталась, не то наоборот.
Роскошный аскетизм Ленкома, конечно, выигрывает на фоне «лунной» убогой претенциозности, и Лазарев на удивление не съезжает в гламур. Но то-то и оно, что граничащая с восхищением привязанность к хорошему парню МакМерфи, более всего очаровательного именно тем, что нам такими не бывать, привычно безрезультатно борется с тотальным непониманием природы бунта этого самого МакМерфи и затаенным ужасом перед бунтом как таковым. И МакМерфи в очередной раз гибнет – не под скальпелем нейрохирурга и не от дружески безжалостной руки Вождя; он попросту растворяется в воздухе, раздавленный между плакатно «антитуниядской» завязкой и схематично сентиментальным финалом.
Я - животное социальное. Меня тоже раздражают и пугают бунтари, которым лишь бы ломать без какого-либо представления, что строить на освободившемся месте. Я никогда не сомневалась, что МакМерфи псих: может быть, единственный во всем романе: единственный, кто не понимает, что прет против течения, не чувствует враждебности общества по отношению к себе, не осознает собственной опасности для окружающих. Я вполне могу понять, сколь притягательна такая бескомпромиссная вседозволенность, но для меня единственная справедливая трактовка этого образа подразумевает, что зритель так никогда и не должен понять, изнасиловал ли МакМерфи ту девочку, имел ли в мыслях нажиться на карточных играх, действительно ли намеревался повести психов за собой к светлому будущему или лишь использовал их как орудие мести своего непомерного самолюбия? Но для всех интерпретаторов «Полета…» ответ на эти вопросы очевиден: «не был, не участвовал, не замечен…»
В пользу ленкомовской постановки говорит хотя бы то, что Лазарев изредка порывается отыгрывать склонность своего героя к немотивированной агрессии. Впрочем, то, что он почему-то начисто забывает сделать это в сцене расправы над сестрой Речед, сводит на нет все предыдущие усилия.
И потом, я понимаю, что в городе эпидемия гриппа, а психушка – тоже в некотором роде больница, но это же не значит, что на сцене надо дружно кашлять и вытирать сопли о казенный реквизит: XXI век на дворе, пейте Колдрекс, ребята!
Очередной обязательной порцией необязательного мата у меня уже просто сил нет возмущаться.