Длинно, нудно, в 25-й разСпециально пишу одну запись, чтобы те, кто в результате узнает, где я провела последние два вечера, были сами виноваты…
… и все, конечно, сразу догадались, где…
…не знаю, что считать бОльшим безумством: ходить два вечера подряд на один и тот же спектакль в погоне за «правильным» составом (было и такое, если помните) или ходить два вечера подряд в один и тот же театра просто потому что…
…Потому что билет на «Пиковую даму» у меня был давно; потому что надо все-таки вспомнить, как выглядит ныне живущий и работающий герой моего диплома; потому что с тех пор, как я обнаружила, что «Любовный напиток» при удачном стечении обстоятельств собирает всех моих «любимых мужчин», этот состав стал собираться со скрипом; потому что одного из этих «любимых мужчин» тоже грозились выпустить на сцену два вечера подряд и, соответственно, про один из вечеров грозили наврать (наврали бы, по закону подлости, разумеется, про тот вечер, в который я бы пришла; но, коль скоро я пришла оба раза, он меня тоже осчастливил своим присутствием; впрочем, он, кажется, завел моду появляться на пару недель, отрабатывать «пятилетку за 3 года» и снова исчезать в неизвестном направлении на неопределенный срок...); потому что очень кстати некому долго и нудно объяснять, куда я в очередной раз поперлась.
Короче, как бы там ни было, на этой сдвоенной ноте ударными темпами я закончила трезвым взглядом переоценивать увлечения своей юности. И вывод отсюда: хобби все-таки НЕ должно быть профессией!
То, что спектакли столько не живут, – объективно. То, что, ввиду тотальной нехватки всего, чего только можно, планка неумолимо снижается – тоже объективно. И то, что, глядя на такое положение вещей, те, кто что-то мог, махнули рукой – тоже. Возможно, объективно даже то, что гримеры деградируют с каждым годом. Потому как одно из двух: или они со второй попытки так и не смогли приклеить усы, - ну или это личные заморочки актера, которому категорически не нравится ходить с приклеенными усами.
Но главная проблема все же в том, что, по мере погружения в проблемы оперной режиссуры, у меня, как у профессиональных оперных критиков, в сознании начинает складываться тот недостижимый идеал, с которым я сравниваю каждый увиденный спектакль – надо ли уточнять, в чью пользу?..
Конечно, не все так плохо: во-первых (пойдем по хронологии), когда понтоваться можно с полным правом, Степанович все-таки крут. По нему по единственному не было заметно, что этот спектакль он поет чуть ли не с первого дня работы в театре. Кроме того, что и вовсе редкость, он, опять же единственный, еще помнит, что такое дикция. Но все же царить на сцене можно двумя способами: первый – тащить на себе спектакль, второй – тащить на себя внимание…
Во-вторых, Вячеслав Осипов велик – однозначно и безоговорочно. Голоса у него, конечно, скорее нет, чем да, вероятно, еще с тех пор, как мне об этом сказала Вредькина больше пяти лет назад: но это тот редкий случай, когда «и не надо»; когда понимаешь, что Станиславский и то завопил бы «верю!», а ты эту невероятную интонационную правдивость ни за что не променяешь на самое безупречное верхнее… что там у Германа верхнее? Си?
И все же покажите мне того, кто укомплектовывал состав! Театральная правда, да будет вам известно, штука очень относительная. Один известный актер XIXв. играл Петра Первого при росте метр с кепкой: просто попросив поставить на сцене двери, в которые ему надо проходить согнувшись. Ромео и Джульетта пенсионного возраста – в театре это нормально: Ромео И Джульетта!!! В начале сезона, тоже в чей-то юбилей, кстати, ведь собирали шикарнейший состав «Пиковой дамы» сплошь из народных артистов; сегодняшних партнеров Осипова молодежью, конечно, тоже не назовешь: но все же в результате ВСЕ герои, не исключая даже старой графини, были моложе Германа раз в два…
И все же не вредно иногда задаваться вопросом, зачем в «Пиковой даме» интермедия. Не знаю, кого надо клеймить позором и нехорошими словами: того, кто не объяснил артистам оперы, что такое «объект внимания», или того, кто объяснил это мне? Впрочем, в обоих случаях это был НЕ Лев Михайлов. При предельном лаконизме его постановки, у него на сцене просто не может быть случайных лиц. Поэтому если у него так много Елецкого, это не просто так. И тем более не просто так Елецкий на самом видном месте сморит интермедию, роль в которой получила и Лиза – да еще аккуратно после знаменитой арии. Выбор между богатством и любовью: в этот момент Лиза выбирает между Елецким и Германом, и неумолимая логика подсказывает, что Елецкий об этом знает. Будь моя воля, я вообще обставляла бы его арию в том смысле, что после разглагольствований на тему «Все пойму и буду соответствовать» Лиза его и отправила отдать Герману записку. Ведь в итоге Елецкий приходит в игорный дом мстить, не за смерть Лизы (о которой Герман еще сам не знает), разумеется, и даже не за ее страдания: он пришел обыграть в карты счастливого соперника! Когда еще он мог увидеть ситуацию в таком свете, если не непосредственно на балу, учитывая, чем закончился тот вечер? И если не стал швыряться перчатками sur l'heure, то потому, что, наверно, искренне верил, что взрослый, умный и может это пережить…
Как бы там ни было, относительно того, что хотел сказать поэт (в нашем случае – режиссер), помещая Лизу в центре сцены исполнять в интермедии роль Прилепы, а Германа и Елецкого с двух сторон на авансцене наблюдать это действо, двух мнений быть не может. Так почему, спрашивается, Лиза с детской непосредственностью любезничает с Полиной-Миловзором (при этом неотрывно глядя на дирижера, - но это понятно, почему), а Елецкий созерцает балерину на заднем плане с таким видом, как будто она его жена и только что отказалась с ним спать, сославшись на головную боль, а теперь вон пляшет – и хоть бы хны?.. На месте Германа я бы тоже смотрела не на Лизу, а на Графиню, сочиняя по ходу план выяснения трех карт: но Осипов, как участник премьеры, наверно, знает, что делает…
И (напоследок о «Любовном напитке») все-таки никто, кроме Агади, так и не научился петь романс Неморино лежа…