… На самом деле, все мои изложенные в предыдущих двух записях многостраничные разглагольствования про книги должны били свестись всего лишь к двум пунктам.
irrelevantПункт первый – процесс переживания любви. В смысле, да, внешние ее проявления. В смысле да, физическая близость. В смысле, нет, не только секс. Скорее наоборот – и секс тоже.
В конце девяностых, когда я вот-вот должна была вступить в ужасающий «переходный возраст», моя бабушка (которая по мере моего взросления единственная – весьма неудачно, правда, но все же – порой пыталась говорить мне не только что делать, но и как жить) вслед за средствами массовой информации должным образом возмущалась, как это «Тургенев сказал о любви все без единой постельной сцены», а современным подросткам надо, оказывается, объяснять, что “love is not only sex” и все такое. Но на практике со мной все было с точностью до наоборот.
Из сексуальных энциклопедий для детей плюс-минус шести лет я усвоила, что секс – он для продолжения рода. А лет с десяти начала последовательно потреблять русских классиков, которые скармливали мне «единение душ», «вихрь страстей», «чувство долга» и прочую занимательную белибердень «без единой постельной сцены», которую, по мнению авторов, потенциальный читатель наверняка должен был раскрасить «из личного опыта» и которую мне только предстояло пережить в «прекрасном далеко».
В 12 лет, посредством деления двух классов на три, среди моих нелепо угловатых одноклассников нарисовался один потенциально прекрасный принц. Будучи изначально из другого класса, о моем существовании он, разумеется, не подозревал и (поскольку простаивание всю перемену в углу уткнувшись в книгу к общению не располагает) так и не узнал, но меня это мало трогало, потому что «когда я вырасту», «Евгений Онегин» и лицей.
В лицее у нас было 5 мальчиков на 25 нормальных девочек, а также меня и М.Р., которая также пребывала в стремной уверенности, что быть умной и одинокой круто (она при этом хотя бы правда была отличницей), и я сразу (ну ладно, не сразу – после первой дискотеки)…
Первый должен был касаться того, что раннее обращение к классике исказило мое представление о любви, но изведя еще пару страниц на попытки объяснить самой себе, каким именно образом, я пришла к выводу, что дело не только и не столько в любви: просто бесконечные истории о том, как «глаза их встретились и они конечно же сразу же…» вселили в меня подсознательную уверенность, что, «когда придет время», все произойдет само собой. И, когда время таки пришло, в потенциально удачный моменты мне зачастую не приходило в голову, что коммуникативный акт – будь то обретение «великой любви», «великой дружбы» или приличествующих возрасту отношений «для галочки» – не сможет состояться, если я со своей стороны тоже не предприму какие-то шаги. Duly noted.
Второй момент касался того, что «мы, дети перестройки…» ну или, по крайней мере, лично я (если вдуматься, даже насчет сестры не уверена) все свое пришедшееся на перестроечные годы детство по инерции катилась сквозь культурный вакуум.
читать дальшеУ мамы, на долю которой выпал незавидный жребий удовлетворять наши ежедневные потребности в тяжелую перестроечную эпоху, сквозь жизненную необходимость кормить нас и одевать, видимо, пробивались смутные воспоминания о «нормальных» аспектах собственного детства: хорошая школа – есть, кружки – есть, прогулки во дворе – есть. То, что первые 6 лет в «хорошей школе» я, как «неподверженная дурному влиянию», провела за одной партой с самыми гнусными хулиганами в классе, что кружки приходилось выбирать по принципу «не “что может заинтересовать”, а “что мы можем себе позволить”» и что в нашем дворе не было других детей нашего возраста, было даже не второстепенно, а вообще несущественно.
Заботу об «излишествах» взяла на себя бабушка, которая, где-то между собственным детством, омраченным войной, сестрой на 15 лет младше и опытом матери-одиночки, учащейся на вечернем, скинув ребенка бабушке, приобрела весьма странные представления о детских потребностях. Львиная доля означенных представлений сводилась к тому, что дети обязаны «разделять ее забавы». «Обязаны» не в смысле потому, что она так сказала, а потому, что, если ей нравится, должно нравиться и всем окружающим: поэтому, в дополнение к книгам и театру, которые я правда любила, бабушка исправно водила меня на симфонические концерты – а не на оперу, и бегать на лыжах – а не кататься с горки.
Вторым краеугольным камнем «счастливого» детства по бабушкиной методике служил принцип «здоровые советские ценности – хорошо, тлетворное влияние Запада – плохо». Очевидная загвоздка в виде того факта, что с развалом Союза «тлетворное влияние Запада» постоянно росло, а «здоровые советские ценности» канули в Лету, бабушку нисколько не смущала. Она искренне верила – и смогла убедить меня, - что ходить в школу в короткой юбке НЕприлично, а поп- и рок- музыка – НЕ музыка. Убедить меня было тем проще, что денег на модные шмотки (аудиокассеты, сотки и чупачупсы) взять мне было неоткуда, и верить, что я выше всего этого было несомненно приятнее, чем страдать от их отсутствия. Настоящая проблема заключалась в том, что школьной формы, которую бабушка подразумевала как альтернативу коротким юбкам, и ВИА в противовес рок-группам тоже уже не существовало, как не существовало рекордов по сбору макулатуры, заветных галстуков и значков и отличников боевой и политической подготовки. И, в отсутствие всего этого я, с гордостью неблагополучного подростка из американского фильма, отказавшегося вступить в банду, предъявляла по приходе из школы короткие юбки, которые НЕ носила, косметику, которой НЕ пользовалась, пиво и сигареты, которые НЕ пробовала, и одноклассников, с которыми НЕ общалась, чтобы они вдруг меня всему этому НЕ научили…
Потом, правда, я попала в лицей, ожидая оказаться, наконец, среди таких же как я: «умных», и потому всему этому «НЕ подверженных». Вместо этого оказалось, что в большинстве своем лицеисты точно также слушали, носили, пользовались и пробовали: и при этом зачастую были официально «умнее» меня...
Вывод тот же.
Хотя... если честно... я тоже переживаю до сих пор, что я не такая как все. Люди в своей массе кажутся мне странными... Тебя я понимаю лучше, и ты мне ближе, чем "обыкновенный человек"))
Даша
спасибо тебе огромное за теплые слова, за поддержку и за то, что в моей жизни есть такие замечательные люди как ты, благодаря дружбе с которыми я почти престала думать, что со мной что-то не так. Люблю тебя.
...на самом деле, началось все с того, что одна наша вроде неглупая выпускница вступила в контакте в группу про Майкла Джексона, в связи с чем я задалась вопросом, откуда произрастает моя непоколебимая уверенность, что он и некоторые схожие аспекты современной культуры - такое же зло, как "пиво и сигареты"... И, кажется, в процессе самокопания чрезмерно углубилась во фрейдистские недра
...давным-давно я была фанаткой Бутусова, потом стала считать его песни подростковыми, чуть ли не попсовыми, решила, что выросла из них, и перестала его слушать. А тут сижу недавно, смотрю "Документальную камеру" замечательного киноведа Андрея Шемякина, и вдруг выясняется, что он тоже любит песни Бутусова. Считает, что текст его песен достаточно ярко выражает 90-е годы. И тут я посмотрела на моего бывшего кумира совершенно с другой точки зрения и влюбилась заново. Все-таки не достигла я еще того блаженного состояния, когда чужое мнение не играет вообще никакой роли в моей жизни)))
Замечала, что самокопание, особенно травмирующие детские воспоминания (хотя психологи всех мастей и говорят обратное) - вещь развратная и разрушительная. Начинаешь себя жалеть и низводить до "твари дрожащей", обижаешься на близких людей в момент воспоминаний, а ведь в настоящем времени они совсем другие, неповинные в том, что было когда-то очень давно (они может быть уже сами себя за те поступки бензином облили и сожгли, мысленно конечно). Короче, в финале меня накрывает депресняк. И ничего положительного. Во всяком случае у меня так...
Я тоже периодически пытаюсь убедить себя, что мнение окружающих не так уж важно, но, когда уважаемый мною человек "подтверждает", что очередная очаровавшая меня бяка не так уж и плоха, на душе делается исключительно приятно)))
Самокопание - когда оно именно целенаправленное копание по направлению к источнику, а не попытка прорыть обводной канал подальше от личной ответственности, мне, напротив, обычно помогает. Ибо, если удается прокопаться через те самые обиды и дрожащих тварей, в основании всего того "до чего нынче докатилась моя жизнь" зачастую оказывается мой собственный "подсознательный" выбор: который после этого остается сознательно принять - ну или перевыбрать заново, на этот раз осознанно.
Самокопанием давно уже не занимаюсь, всех приняла, все простила и... себя в первую очередь))) А до этого все попытки "копки" были очень драматичны. С другой стороны, может быть, когда двадцать раз мусолишь одно и то же, уже не больно, все атрофируется... Значит, самокопание - вещь.
Твой метод "возделывания" мне понравился, но меня всегда зацикливало на обидах. Вывод: Железный ты Человечище!