Ввиду того, что тапками никто кидаться не стал, а я таки подписалась на масштабный ГПшный проект (который мне уже не удалось закончить к концу учебного года, концу лета и теперь вот к концу новогодних каникул, а поддерживать огонь под котлом вдохновения чем-то надо), я сделаю вид, что вы не против ещё немного послушать, почему мне так нравится ненавидеть книги о Гарри Поттере.
Начнём с того, что меня на самом деле не сильно бесит, но от этого не менее заслуживает критического презрительно-эстетского взгляда:
названия.названия. Нет, с первыми тремя книгами все чудесно: сюжет худо-бедно-плохо держится на том, что Гарри и Ко за каким-то чертом приспичило разгадать загадку философского камня/тайной комнаты/узника Азкабана.
В четвёртой книге кубок огня все ещё вроде как выступает двигателем сюжета, хотя, даже если забыть об изначальной бессмысленности замеса с Турниром, на которую до сих пор не посетовал только очень ленивый, все равно бросается в глаза, что нам, на самом деле, так толком и не объяснят, каким образом было подстроено участие Гарри в пресловутом Турнире.
С «Орденом Феникса» и «Дарами Смерти» автор вообще не заморачивается: никаких загадок, они просто есть. В первом случае, видимо, для того, чтобы читатель не слишком удивлялся, с чего это кучка случайных людей, половину из которых мы вообще до тех пор ни разу не видели и потом толком не увидим, решила прийти нашему герою на помощь. Во втором случае, они вообще просто есть: по сюжету «Даров смерти» выходит, что поискать эти вынесенные в заглавие артефакты Гарри решает буквально от нечего делать, пока у него забуксовал поиск крестражей; при этом искать их, на самом деле, не надо, во-первых, потому, что все три дара и без того присутствуют в сюжете, а во-вторых потому, что воспользоваться ими по назначению герою так и не придёт в голову, и даже случайное соединение трёх даров как обоснуй очередного чудесного воскрешения Мальчика-который-... в тексте книги (хотя к этому, казалось бы, все шло), так и не было проговорено.
С «Принцем-полукровкой» ситуация ещё более плачевная. Мало того, что героям, по сути, так и не удаётся разгадать загадку Принца, даром что его личность заспойлерина если не во второй, то в третьей главе, - им вообще не надо её разгадывать: от кровного статуса Снейпа сюжету не горячо и не холодно, и даже прозрачная попытка уподобить его таким образом Волдеморту практической пользы не несёт, ибо, без скидки на всепобеждающую шикарность Рикмана, читателю книги и так не с чего считать Снейпа «хорошим». Между тем, стоило лишь засветить, если угодно, постфактум, Сектумсемпру в битве в Министерстве, и вся эта чехарда на тему «Кого-то убили жутким неизвестным заклинанием! - Это Сектумсемпра! - Почему же Гермиона никогда о нем не слышала? - Ах, изобретение Прица-полукровки? А кто такой Принц-полукровка? - Ах, это Снейп? Значит, Снейп убил Кого-то, а Кто-то был хорошим/плохим: означает ли это, что сам Снейп плохой/хороший?» обрела бы хоть какой-то смысл.
Второй аспект книг о Гарри Поттера, который меня - теперь уже по-настоящему - бесит, - это
неистребимое маггловство автора.неистребимое маггловство автора. В том смысле, что я по природе человек не слишком наблюдательный, и обычно добросовестно "верю" тому, что мне говорит автор, но даже я не могла не заметить, как в «Кубке огня» Гарри полкниги учился применять заклинание Акцио, а потом испытал фатальное затруднение из-за того, что у него, видите ли, нога в ступеньке застряла, и он не мог дотянуться до оброненной карты мародеров. Более внимательные обозреватели с тех пор подметили ещё с десяток подобных примеров, количество которых удвоилось с выходом «Фантастических тварей». И отчасти дело, конечно, в универсальной сюжетной дыре «Если герои всемогущи, откуда у них вообще проблемы?», хотя основная проблема Роулинг как раз противоположна: мы не видим её героев творящими нечто немыслимое «потомучтомагия», т.к. в критический момент она зачастую забывает, что вот сейчас её героям очень пригодилось бы ею же изобретённое заклинание или зелье, - ведь магия в её мире не столько двигатель прогресса сюжета, сколько просто красивый аксессуар. Но это все, скажем так, постфактум. Что меня бесило даже по мере прочтения, когда книжки про Гарри Поттера мне ещё условно нравились - это
любовь.любовь: и тогда речь шла о самом прямолинейном аспекте, но, пока я мусолила этот текст в голове, не находя в себе мотивации его напечатать, оказалось, что проблема, как всегда, гораздо масштабнее.
Так вот, поверхностный аспект любви в «Гарри Поттере», который меня бесит, - это выскакивающие на пустом месте пейринги. В том смысле, что у меня не возникало сомнений в том, что у Сириуса с Римусом что-то было, задолго до того, как я узнала, что такое "слэш", и когда в долго- (в прямом смысле) жданной шестой книге Люпин, вместо того, чтобы оплакивать смерть пусть даже друга, недвусмысленно взял курс на брак с Тонкс, я испытала чувство глубокого недоумения (хотя тогда я ещё даже не знала о том, что ликантропия во вселеной ГП выступает метафорой СПИДа). Впрочем, это ещё цветочки по сравнению с браком Билла и Флёр, которым, без натужного сводничества со стороны автора, не то что влюбляться – встречаться было бы негде и незачем. Причём с отношениями главных героев все обстоит в точности также. И если Рона и Гермиону сюжет хотя бы вынуждает к постоянному взаимодействию (что, in more ways than one, порождает нехорошие ассоциации с любительской про-фашистской евгеникой в «Багровых реках»), то любовь Гарри к Джинни, видимо, зарождается где-то между тем, как она ходила за ним хвостом, позоря(сь) на всю школу, и тем, как она полностью пропадает из сюжета на 3 книги, а Гарри пускает слюни на Чжо (которая тоже, если вдуматься, нафиг не нужна сюжету, зато обладает прямо противоположным типажом, но «хеппиенд» герою положен не иначе как с недвусмысленной проекцией образа матери, и в воздухе вдруг ощутимо запахло Фрейдом).
Тут надо было бы сказать «не умеешь - не берись» и припомнить пару образчиков приключенческого жанра, которые ничего не потеряли (бы) от отсутствия притянутой за уши любовной интриги, если бы не одно «Но»: в тексте Роулинг постоянно если не говорит открытым текстом, то толсто намекает, что победить Волдеморта Гарри должен силой, так её, Любви. И, коль скоро роман с Джинни выписан смехотворно, общественность склоняется к мнению, что это любовь Гарри к магическому миру. И именно на этой почве под вселенной «Гарри Поттера» разверзается морально-этическая дилемма необъятных размеров.
Мы, возможно, не выбираем, кого - или что - любить, но любовь «толкает нас на подвиг и на подлость»: любовь даёт человеку силу сделать выбор (на обязательно правильный), который он в противном случае никогда бы не сделал. Первоисточнику всех мессианистический коллизий, которому Роулинг столь прозрачно и столь неуклюже пытается уподобить своего героя, сомнений хватило на семиминутную арию в Гефсиманском саду, и именно выбор пойти на последующие муки придаёт его жертве осмысленность. Гарри Поттеру волю его дешевой подделки под Бога возвещает сами помните кто, но он даже мысли не допускает, что, может, ну его нахрен, благо волшебного мира, отдавшего годовалого младенца в рабство Дурслям? Точно так же как какой-нибудь Сириус даже не заикается о том, что, может, нахрен благо волшебного мира, давшего мне пожизненный срок без суда? И Римуса не посещает мысль «Может, нахрен благо волшебного мира, записавшего мне подобных в опасные животные?» И Тонкс не говорит хотя бы для проформы «Нахрен благо волшебного мира, у меня теперь сын!»
Даже Снейп, формально сменивший сторону, не посылает нахрен «светлых» ни когда они не уберегли Лили, ни когда ни одна сволочь не усомнилась, не зарыта ли какая собака в прощальной гастроли предположительно непогрешимого во всем, кроме доверия к Снейпу, директора Дамблдора. По сути, по-настоящему выбирает сторону за всю франшизу разве что Регулус Блэк, и выбор этот подчёркнуто иллюзорен: потому что на выходе предательство Регулуса никак не задевает «темную» сторону, которой он, вроде как, стремиться подгадить, зато нехило осложняет жизнь светлым, которым он, по идее, пытается помочь…
« Pas besoin de choisir ton camp / On l'a fait pour toi y a longtemps »На этом месте моя несостоявшаяся диссертация подняла свою уродливую голову и зашипела что-то насчёт «своего», «другого» и «чужого», но поскольку кто-то - если кто-то до этого места вообще дочитает - непременно обвинит меня в проаристократизме, что-то мне пока неохота пускаться в эти дебри. Может, в следующий раз.