За этой оперой обычно сохраняют оригинально итальянское название,

четверг, 31 мая 2007

01:05

За этой оперой обычно сохраняют оригинально итальянское название,

Insolitaria

"Я быть всегда самим собой старался, каков я есть: а впрочем, вот мой паспорт!"

потому что в переводе на русский оно означает «Падшая женщина»…

Эх, вот теперь я узнаю Тителя: фирменная поведенческая правдоподобность на фоне безумных пространственно-временных и оформительских экспериментов.
читать дальшеВ рамках последних – столь любимые худруком оперы музыкального Станиславского «десятые двадцатого» в стилистике костюмов, условные стеклянные декорации и швабры (

). Плюс вставные номера двух студий эротического танца в сцене бала: публика пришла в восторг; по мне так тоже идея в принципе неплохая, хотя танцевать стриптиз под Верди, конечно, несколько смешно, да и сами они, подбирая шмотки со сцены академического театра, кажется, ощущали себя по-идиотски. Ну да… призрак оперы им судья))).
В рамках же интерпретации сюжета – отчаянная (и небезуспешная, надо сказать) попытка поиска некой жизненной логики в шаблонном потоке «оперных страстей». По крайней мере, у меня впервые в жизни возникла потребность выяснить, о чем именно они разговаривают в рамках легендарного нескончаемого потока розовых соплей, за который Дюма-фису регулярно доставалось по заслугам и прочим незащищенным местам от воинствующего натуралиста Эмиля Золя. Но, разумеется, мое место было расположено столь замечательным образом, что верхний ярус аккуратно отрезал мне субтитры.
История мучительной любви женщины слишком изысканной (Хибла Герзмава, как-никак), чтобы не любить, и слишком опытной, чтобы поверить в любовь, к щеняче-восторженному очкарику-поэту, который только и способен, что любить хорошо если саму любовь, а скорее вообще себя в состоянии влюбленности – но отнюдь не свою возлюбленную.
Особенно хорошо вышла сцена Виолетты и отца Альфреда, в кои-то веки преподнесенного не картонным злодеем, которого хлебом не корми – дай испортить жизнь бедной женщине, а человеком, который очень хорошо понимает, ЧЕГО пришел требовать, и бесконечно благодарен своей невольной жертве за ее такой страшной ценой оказанную помощь - к чему как минимум текст все-таки располагает. Кроме того, в этом эпизоде сам Альфред (Алексей Долгов – мой прошлоразовый Ленский), соответственно, убирается со сцены: а он, надо сказать, не смотря на то, что театр его явно активно пиарит, на уровне, но не более того: до блестящих драматических данных предыдущего поколения, которому безраздельно принадлежит мое опероманское сердце, все-таки несколько не дотягивает. Может, научится еще, конечно. В любом случае, Муравицкий, который такую версию Альфреда отыграл бы идеально (может, под него и делали), похоже, осел в Большом всерьез и надолго, а Агади вообще не знаю куда делся: за границу срулил, не иначе.
Ну и потом, мне просто очень нравится ария Жоржа Жермона, даже не та, которая «Ты забыл… – Отвали, ничего я не забыл!»))), а первая, про недолговечность мужской влюбленности (и, для тех, кто в курсе: ну да, старшего Жермона пел Поликанин).

Короче, я все больше убеждаюсь в том, что счастье в жизни – это слушать музыку без ярко выраженной ритм-секции)))).

И, если кто не знает, «падшая» по-итальянски – «la Traviata».

@темы: Театр, Опера, Немирович & Станиславский