"Я быть всегда самим собой старался, каков я есть: а впрочем, вот мой паспорт!"
Dorian Gray, for Christ's sake: и это еще удачный ракурс 
Америку создали преступники – и пуритане. Первые рукоплескали порождениям разгульной фантазии, которые не смогли вместиться в рамки чопорной Европы. Вторые создали искусство самой Америки.
Искусство, провозглашающее безусловной красотой призрачную прозаичность схематичного лица добросовестного клерка, а нетронутой юностью - сантиметровый слой балаганного грима à la кино 20-х, моду на который кино 40-х, кажется, давно должно было изжить.
Искусство, принимающее голос за кадром, дотошно комментирующий происходящее, за воплощение философичности материала, пристрастие к гастрономическим изыскам - за высшее проявление порочности натуры, и за высшую добродетель – обремененность многочисленным семейством.
Искусство, свято верящее, что печать порока обращает человека в сюрреалистического монстра, что самый страшный проступок, который может совершить мужчина – посягнуть на честь женщины, а самое страшное наказание – невозможность вступить в брак с любимой; что души добрых христиан крадут подлые языческие боги, а «истинный» бог с готовностью дарует прощение любому, способному припомнить, как начинается «Отче наш»; что есть на земле справедливость, которая всегда вытащит из рукава честного и чистого влюбленного юнца, не дав пропасть невинной деве, с такой легкостью спасшей своей любовью чудовище, без тени сомнений губившее всех, кто осмеливался его любить, на протяжении 20 лет…
Искусство, не способное понять любви к шекспировской героине, разбившейся о прозу жизни, и боящееся заикнуться о возможности любви мужчины к мужчине, пусть даже любви столь «благородной и интеллектуальной», без малейшего признака физического влечения. Искусство, лицемерно вопиющее о спасении души, но не допускающее возможности существования души у человека падшего…
«На далеком парижском кладбище заворочался в гробу Оскар Уайльд», который, подобно гориновскому Мюнхгаузену, вряд ли пришел бы в восторг при мысли, что кому-то придет в голову его дополнять…
Каждый имеет право на собственное мнение, но: если ситуация, воплощенная в художественном произведении, наводит тебя на мысль, прямо противоположную той, которую хотел выразить автор – напиши свое собственное, черт бы тебя побрал!
Америку создали преступники – и пуритане. Первые рукоплескали порождениям разгульной фантазии, которые не смогли вместиться в рамки чопорной Европы. Вторые создали искусство самой Америки.
Искусство, провозглашающее безусловной красотой призрачную прозаичность схематичного лица добросовестного клерка, а нетронутой юностью - сантиметровый слой балаганного грима à la кино 20-х, моду на который кино 40-х, кажется, давно должно было изжить.
Искусство, принимающее голос за кадром, дотошно комментирующий происходящее, за воплощение философичности материала, пристрастие к гастрономическим изыскам - за высшее проявление порочности натуры, и за высшую добродетель – обремененность многочисленным семейством.
Искусство, свято верящее, что печать порока обращает человека в сюрреалистического монстра, что самый страшный проступок, который может совершить мужчина – посягнуть на честь женщины, а самое страшное наказание – невозможность вступить в брак с любимой; что души добрых христиан крадут подлые языческие боги, а «истинный» бог с готовностью дарует прощение любому, способному припомнить, как начинается «Отче наш»; что есть на земле справедливость, которая всегда вытащит из рукава честного и чистого влюбленного юнца, не дав пропасть невинной деве, с такой легкостью спасшей своей любовью чудовище, без тени сомнений губившее всех, кто осмеливался его любить, на протяжении 20 лет…
Искусство, не способное понять любви к шекспировской героине, разбившейся о прозу жизни, и боящееся заикнуться о возможности любви мужчины к мужчине, пусть даже любви столь «благородной и интеллектуальной», без малейшего признака физического влечения. Искусство, лицемерно вопиющее о спасении души, но не допускающее возможности существования души у человека падшего…
«На далеком парижском кладбище заворочался в гробу Оскар Уайльд», который, подобно гориновскому Мюнхгаузену, вряд ли пришел бы в восторг при мысли, что кому-то придет в голову его дополнять…
Каждый имеет право на собственное мнение, но: если ситуация, воплощенная в художественном произведении, наводит тебя на мысль, прямо противоположную той, которую хотел выразить автор – напиши свое собственное, черт бы тебя побрал!