"Я быть всегда самим собой старался, каков я есть: а впрочем, вот мой паспорт!"
What's that all about?“An evocative portrayal of London life and a powerful blast against the hypocrisies of polite Victorian society…”
Эээ, нет, друзья мои: «Дориан Грей» вовсе не об этом.
Во-первых, для того, чтобы смеяться над двуличностью лондонского высшего света, Уайльду никогда не требовались рассуждения о проклятии вечной юности и власти над миром по сходной цене собственной души. А во-вторых, ему в принципе ни к чему было смеяться: это была его стихия. Это была золотая клетка, в плен которой он так отчаянно рвался, его цех в совершенстве владеющих тонким искусством ничегонеделания, его мир, который проклял потребовавшего сказать ему в лицо правду, по им самими написанному закону произносимую лишь за спиной, - и который рухнул в бездну, когда молоток с грохотом опустился на стол судьи, оповестив английский свет и остальнуют просвещенную Европу, что Оскар (Фингал О’Флаэрти Уиллис, - но имя, которое будет у всех на устах, не должно быть слишком длинным) Уайльд за преступления против общественной нравственности приговаривается к двум годам каторжных работ.
Но это не Уайльд утащил за собой в бездну изысканно-порочный fin de siècle. Уайлд не был его глашатаем, Уайльд был его поэтом. И век XIX не дал Уайльду увидеть свой конец – конец всего того, что он воспевал.
Вскоре Первая Мировая война убила его сына. Роберт Росс умер в 18-м, жизнь Альфреда Дагласа закончилась вместе со Второй Мировой. ХХ век, расставляя свои великие и страшные вехи, походя стирал с лица Земли всех тех, кто еще мог попытаться претворить в жизнь заветы Принца Парадокса.
Мир сотрясали ядерные катастрофы и экономические кризисы, потомственные аристократы шли работать в супермаркет, а вовсе не изящно карикатурную летопись лондонского света строчил, отсиживаясь в Америке, непроизносимо именуемый Вудхауз.
Зло перестало быть зеркалом, в котором лучше видна красота – каким его видел Дориан Грей, по извилистым тоннелям души которого с интересом бродил, порой переходя на первое лицо, Оскар Уайльд, узнавая (или воссоздавая) симптомы терзающей его самого испепеляющей страсти к прекрасному.
Нет, Дориан Грей не был пародией – мыслям объекта едкой насмешки не посвящают десятки страниц. Хотя не похоже, чтобы Дориан Грей говорил за Уайльда.
Уайльд дарил свои афоризмы Лорду Генри. Впрочем, их считают «его» афоризмами исключительно потому, что точно такие же афоризмы он в избытке дарил таким же Лордам: заметим, ни один из них не был протагонистом. И Лорд Генри не прав: весь его блестящий интеллект так и не поднялся до уровня Ума. И «провожать по уму» он так и не научился. Он перетворил Дориана по своему образу и подобию, не заметив, что сам Дориан был существом куда более сложным. В той чистенькой лужице циничных парадоксов, в которой Лорд Генри позволил себе аккуратно запачкаться, не могла отразиться бездна, в которую летел Дориан.
Эту бездну увидел Бэзил Холворд - с высоты своей великой любви, иррациональной и безнадежной. Он за это поплатился.
Бэзил Холворд был художником - как и Уайльд. Но искусство Бэзила не покидало пределов его картин: «истинные поэты живут самой прозаичной жизнью» - вспомните, как жил Уайльд. И из всех героев, имеющих свою точку зрения на происходящее, только Бэзилу Уайльд не дал слова.
Так что же все-таки он хотел сказать? Возможно, он сам хорошенько не знал. Но «Дориан Грей» - это не пародия и не собрание афоризмов. Афоризмы хорошо звучат, но от них мало практической пользы. И (снова парадокс) безжизненность идей ушедшего века порой заставляет нас, совсем как жителей тех далеких времен, интересоваться фигурой Уайльда куда больше, чем его творчеством. Возможно, его парадоксы и тогда не несли идейной нагрузки, но:
- Кто хочет жить вечно?
- Что вы отдадите за свою мечту?
- И чего все-таки НЕ сделаете, зная, что вам за это ничего не будет?
Эээ, нет, друзья мои: «Дориан Грей» вовсе не об этом.
Во-первых, для того, чтобы смеяться над двуличностью лондонского высшего света, Уайльду никогда не требовались рассуждения о проклятии вечной юности и власти над миром по сходной цене собственной души. А во-вторых, ему в принципе ни к чему было смеяться: это была его стихия. Это была золотая клетка, в плен которой он так отчаянно рвался, его цех в совершенстве владеющих тонким искусством ничегонеделания, его мир, который проклял потребовавшего сказать ему в лицо правду, по им самими написанному закону произносимую лишь за спиной, - и который рухнул в бездну, когда молоток с грохотом опустился на стол судьи, оповестив английский свет и остальнуют просвещенную Европу, что Оскар (Фингал О’Флаэрти Уиллис, - но имя, которое будет у всех на устах, не должно быть слишком длинным) Уайльд за преступления против общественной нравственности приговаривается к двум годам каторжных работ.
Но это не Уайльд утащил за собой в бездну изысканно-порочный fin de siècle. Уайлд не был его глашатаем, Уайльд был его поэтом. И век XIX не дал Уайльду увидеть свой конец – конец всего того, что он воспевал.
Вскоре Первая Мировая война убила его сына. Роберт Росс умер в 18-м, жизнь Альфреда Дагласа закончилась вместе со Второй Мировой. ХХ век, расставляя свои великие и страшные вехи, походя стирал с лица Земли всех тех, кто еще мог попытаться претворить в жизнь заветы Принца Парадокса.
Мир сотрясали ядерные катастрофы и экономические кризисы, потомственные аристократы шли работать в супермаркет, а вовсе не изящно карикатурную летопись лондонского света строчил, отсиживаясь в Америке, непроизносимо именуемый Вудхауз.
Зло перестало быть зеркалом, в котором лучше видна красота – каким его видел Дориан Грей, по извилистым тоннелям души которого с интересом бродил, порой переходя на первое лицо, Оскар Уайльд, узнавая (или воссоздавая) симптомы терзающей его самого испепеляющей страсти к прекрасному.
Нет, Дориан Грей не был пародией – мыслям объекта едкой насмешки не посвящают десятки страниц. Хотя не похоже, чтобы Дориан Грей говорил за Уайльда.
Уайльд дарил свои афоризмы Лорду Генри. Впрочем, их считают «его» афоризмами исключительно потому, что точно такие же афоризмы он в избытке дарил таким же Лордам: заметим, ни один из них не был протагонистом. И Лорд Генри не прав: весь его блестящий интеллект так и не поднялся до уровня Ума. И «провожать по уму» он так и не научился. Он перетворил Дориана по своему образу и подобию, не заметив, что сам Дориан был существом куда более сложным. В той чистенькой лужице циничных парадоксов, в которой Лорд Генри позволил себе аккуратно запачкаться, не могла отразиться бездна, в которую летел Дориан.
Эту бездну увидел Бэзил Холворд - с высоты своей великой любви, иррациональной и безнадежной. Он за это поплатился.
Бэзил Холворд был художником - как и Уайльд. Но искусство Бэзила не покидало пределов его картин: «истинные поэты живут самой прозаичной жизнью» - вспомните, как жил Уайльд. И из всех героев, имеющих свою точку зрения на происходящее, только Бэзилу Уайльд не дал слова.
Так что же все-таки он хотел сказать? Возможно, он сам хорошенько не знал. Но «Дориан Грей» - это не пародия и не собрание афоризмов. Афоризмы хорошо звучат, но от них мало практической пользы. И (снова парадокс) безжизненность идей ушедшего века порой заставляет нас, совсем как жителей тех далеких времен, интересоваться фигурой Уайльда куда больше, чем его творчеством. Возможно, его парадоксы и тогда не несли идейной нагрузки, но:
- Кто хочет жить вечно?
- Что вы отдадите за свою мечту?
- И чего все-таки НЕ сделаете, зная, что вам за это ничего не будет?
@темы: My favourite, Книги, Wilde