воскресенье, 28 сентября 2008
Знаете, откуда берутся отрицательные рецензии? Приходят в голову сами по себе, пока 20 минут ждешь начала спектакля в коридоре, а потом еще 10 – пока все рассядутся. Поэтому постараюсь перейти сразу к сути, не задерживаясь на ернических мыслях, которые посетили меня за это время…
читать дальшеВ Новом Театре первый и до сегодняшнего дня последний раз я была, кажется в 7 классе. Не возвращалась, впрочем, исключительно потому, что не могла без дрожи вспомнить, как мы его искали: потому что спектакль был вполне достойный – просто Мольер как он есть.
Новоявленный «Идиот» (точнее, «Настасья Филипповна») в Новом Театре (афишу я лично видела исключительно в Люблино, откуда, признаюсь, при всем моем мгновенно возникшем интересе, ни в жизнь бы не поехала)… новоявленный «Идиот», с некоторыми оговорками, - тоже Достоевский как он есть: с – как-то безлико-«нерогожинской», правда – темной комнатой XIX века и пугающе неподвижным солнцем за окном.
Вот только Мольер писал ДЛЯ театра, а Достоевский – сами понимаете.
Мне всегда нравилась история при «Братьев Карамазовых», Немировича и сцену ревности, которая не давалась, кажется, Леонидову… суть в том, что не нужно театру разжевывать то, что публика и так знает, - наигрыш получается: тем более, когда спектакль явно рассчитан на «осведомленного» зрителя.
Я не буду касаться вопросов, связанных с обещанной импровизацией: что-то мне подсказывает, что импровизация на фиксированный текст – оксюморон, но, чтобы судить об этом, надо посмотреть несколько раз. Однако рискну предположить, что Достоевский все-таки не от балды располагал эпизоды своего романа в определенном порядке: и, начав в лоб с кульминации, чтобы «держать градус», неизбежно приходится искусственно подливать масла в огонь, под конец превращая в изматывающую словесную дуэль безобидную сцену знакомства Рогожина с князем.
В результате - уж на что для меня Достоевский всегда был «одноразовым» писателем – от которого я при первом прочтении не могла оторваться, а при втором – зачастую вовсе не домучивала: и все же с каждой бесконечной паузой, с каждым срывом голоса и истерическим воплем во мне крепло горячее желание, чтобы они просто начали говорить спокойно, и уверенность, что, когда о таких вещах не орут – гораздо страшнее: а от ора хочется заткнуть уши и поневоле отключаешься.
А потом – цитату Зорина про смешную историю я уже точно приводила – когда тебе, и так озлобленному ожиданием начала, пол часа продалбливают мозг рассказами о запредельной уникальности спектакля, что бы в итоге ни творилось на сцене, с абстрактным идеалом уже не потягаешься. Плюс – «не думайте о белом медведе» - я в жизни не выходила из зала во время спектакля и полтора часа без антракта для меня не проблема: но стоило зловещим шепотом сказать, что выйти из зала будет нельзя, и усидеть на месте стало практически невозможно; тем более что первый ряд на малой сцене недвусмысленно обязывает не ерзать, не зевать и не улыбаться своим мыслям, – время на которые (ибо саспенс) гигантские паузы между словами оставляют в изобилии.
В итоге, как на служанку Фельзенштайнов тот Лоэнгрин, который «мучился-мучился, и мне было его так жаль, но все же скажите, сударыня, чего он так мучился», спектакль подействовал на меня примерно так же, как обычно действует классический балет: да, наверно это очень сложно, да, наверно им было безмерно тяжело, да, наверно они знают, что делают, и делают это хорошо, да, наверно для кого-то это что-то значит, - но… не вставляет.
@настроение:
хочу катарсис!
@темы:
Театр
-
-
28.09.2008 в 10:28Мне всегда нравилась история при «Братьев Карамазовых», Немировича и сцену ревности, которая не давалась, кажется, Леонидову…
Что за история?
тот Лоэнгрин, который «мучился-мучился, и мне было его так жаль, но все же скажите, сударыня, чего он так мучился»
А это откуда?
-
-
28.09.2008 в 18:48По-моему все-таки Леонидов (у меня ремонт в шкафу со специальной литературой, так что лезть проверять крайне проблематично) обратился к Немировичу-Данченко за помощью, т.к. ему категорически не давалась сцена, когда Митя врывается в дом отца искать там Грушеньку. Немирович посмотрел и нашел, что получается и впярмь на редкость ходульно и неестетственно. Они долго разбирались, в чем дело, и выяснили, что Леонидов очень хорошо представляет себе всю гамму чувств, из которых складывается бешеная ревность и которую он хочет выразить в своем исполнении, - но все равно, не получается и все. В конце концов Немирович попробовал сыгарать сам, и получилось то, что надо, но никто не мог понять, что он такое сделал, вкляючая него самого. Они опять долго анализировали, и в итоге выснилось, что не нужно пытаться сыгарть ревность, а нужно просто сосредоточиться на процессе поиска, и зритель, знающий "предлагаемые обстоятельства", уже сам домыслит, с каким чувством Митя все это проделывает.
История про Лоэнгрина
Основатель немецкой Комише Опер Вальтер Фльзенштайн был убежден, что опера - отнюдь не элитарное искусство, и оперный спектакль должен быть понятен каждому, включая тех, кот вообще до сих пор не знал, что это такое. В доказетельство он любил приводить вот эту историю, как его мать, дабы толкнуть культуру в массы, однажды подарила горничной билет в оперу, и потом поинтересовалась, понравилось ли ей. Горничная ответила, что да, очень понравилось, но чего все-таки мучился Лоэнгрин))).
Трагедия Кармен как "заблужение относительно объекта любви" - это тоже его, кстати.
А еще он говорил (это мне вообще очень нравится), что задачи музыкального театра кардинально изменились с тех пор, как каждый может купить себе верхнее "до" на пластинке))).