"Я быть всегда самим собой старался, каков я есть: а впрочем, вот мой паспорт!"
Имея в бабушкином книжном шкафу все необходимое, чтобы пережить ядерную зиму школьную программу, в школьные, соответственно, годы я не сформировала привычки ходить в библиотеку и, в частности, читать критику. Критику бабушка еще со времен собственного детства вроде как любила, и потому непонятно, почему не держала, но факт остается фактом: биографий, например, Пушкина я, ввиду приближающегося двухсотлетия, потребила не меньше десятка, а вот до Лотмана добралась только в 11 классе (2003): и до того пробиралась через школьную программу, викторины и олимпиады в недоуменной фрустрации на предмет того, откуда все взяли, что Онегину под конец романа 26, хотя ежУ ж понятно…
Потом в универе была блистательная ЕАД, увлеченно рассказывающая нам про пьесы эпохи Возрождения то, чего в них отродясь не было: не то и впрямь выдавая желаемое за действительное, не то желая таким образом убедиться, что сами мы эти пьесы тоже читали. А под конец еще и СНБ со своим (не)ритмизованным набоковским переводом «Онегина» же, который я накануне самолично пересчитала «по пальцам», и убийственным аргументом «это новость для него и комментаторов его» в придачу. СНБ, в отличие от Лотмана и ЕАД, я совсем не уважала, и признавать, что мнение каких-то мифических комментаторов априори лучше моего, не собиралась: но отреагировала снова по преимуществу бессильной злостью на то, что «у них, филологов» все не так; мысль, что я, возможно, просто лучше многих разбираюсь в «Онегине», даже не попыталась закрасться мне в голову.
А на днях я открыла по случаю великого и могучего япониста Мещерякова, и прочла у него, что Пьер Лоти, оказывается, написал историю трагической (хи-хи) любви японки к американскому (хи-хи-хи) офицеру, положенную в основу оперы «Мадам Баттерфляй» (
).
Мещерякова я тоже глубоко уважаю, и потому, даже самолично прочтя как саркастическое повествование французского «лирического Я» Лоти о его «маленьком супружестве», как и основанную на романе Лонга пьесу Беласко, препарированную Илликой и Джакозой, подумать о том, что в опере я, вполне вероятно, разбираюсь лучше признанного япониста, мозг поворачивается весьма неохотно, вместо этого вспоминая о том, как в какой-то краем глаза прочитанной статье Бублиль и Шёнберг в пароксизме любви к родине заверяли, что в основе «Мисс Сайгон» не итальянское либретто, а французский (!) роман; и как я в своей недо-диссертации, выкинув ради “plausible deniability” национальную принадлежность, добросовестно это за ними повторила.
Это я к тому, что в научном сообществе, как в детском саду, тоже бытуют свои байки: про которые никто толком не знает, откуда они взялись и на чем основаны, но все добросовестно верят.
Ну и еще к тому, что признанные и авторитетные, выходит, тоже могут «плавать» в том, что непосредственно не связано с предметом их исследования: а значит, возможно, и нам, простым смертным, не стоит лишний раз «бить башкой о стену, чтоб лишний раз проверить крепость стен»
…
Потом в универе была блистательная ЕАД, увлеченно рассказывающая нам про пьесы эпохи Возрождения то, чего в них отродясь не было: не то и впрямь выдавая желаемое за действительное, не то желая таким образом убедиться, что сами мы эти пьесы тоже читали. А под конец еще и СНБ со своим (не)ритмизованным набоковским переводом «Онегина» же, который я накануне самолично пересчитала «по пальцам», и убийственным аргументом «это новость для него и комментаторов его» в придачу. СНБ, в отличие от Лотмана и ЕАД, я совсем не уважала, и признавать, что мнение каких-то мифических комментаторов априори лучше моего, не собиралась: но отреагировала снова по преимуществу бессильной злостью на то, что «у них, филологов» все не так; мысль, что я, возможно, просто лучше многих разбираюсь в «Онегине», даже не попыталась закрасться мне в голову.
А на днях я открыла по случаю великого и могучего япониста Мещерякова, и прочла у него, что Пьер Лоти, оказывается, написал историю трагической (хи-хи) любви японки к американскому (хи-хи-хи) офицеру, положенную в основу оперы «Мадам Баттерфляй» (
).Мещерякова я тоже глубоко уважаю, и потому, даже самолично прочтя как саркастическое повествование французского «лирического Я» Лоти о его «маленьком супружестве», как и основанную на романе Лонга пьесу Беласко, препарированную Илликой и Джакозой, подумать о том, что в опере я, вполне вероятно, разбираюсь лучше признанного япониста, мозг поворачивается весьма неохотно, вместо этого вспоминая о том, как в какой-то краем глаза прочитанной статье Бублиль и Шёнберг в пароксизме любви к родине заверяли, что в основе «Мисс Сайгон» не итальянское либретто, а французский (!) роман; и как я в своей недо-диссертации, выкинув ради “plausible deniability” национальную принадлежность, добросовестно это за ними повторила.
Это я к тому, что в научном сообществе, как в детском саду, тоже бытуют свои байки: про которые никто толком не знает, откуда они взялись и на чем основаны, но все добросовестно верят.
Ну и еще к тому, что признанные и авторитетные, выходит, тоже могут «плавать» в том, что непосредственно не связано с предметом их исследования: а значит, возможно, и нам, простым смертным, не стоит лишний раз «бить башкой о стену, чтоб лишний раз проверить крепость стен»
…