Пока я в очередной раз собиралась переносить из планшета, все уже забыли, о чем шла речь, но, коль скоро я в кои-то веки не поленилась напечатать продолжение, пусть будет.
Итак, «Ромео и Джульетта» в Кремлевском Дворце, 18.03.2019, Акт II.Итак, «Ромео и Джульетта» в Кремлевском Дворце, 18.03.2019, Акт II.
Второй акт начинается с « Pouvoir », и я, видимо, уже придираюсь, ибо, несмотря на композиционную симметрию и насущную необходимость напомнить публике, что это за хрен в перспективе припрется вершить судьбу Ромео, номер показался мне неуместным еще до того, как они всобачили репризу « Verone », вполне справившуюся с обеими задачами. Впрочем, вопрос об актуальности придирок быстро отпадает, потому что Тибальт поет « C’est le jour », с упорством, достойным лучшего применения, «проматывая» инцестуальный кризис и акцентируя внимание на неуемной потребности набить морду Монтекки: после чего убивает Меркуцио и радостно злорадствует по этому поводу минут пять, прежде чем вспоминает, что у них тут совсем другая история, и неуклюже пытается изобразить ужас от содеянного. Ромео аналогичного ужаса не испытывает, а Джульетты, даром что второй акт идет уже полчаса как, на сцене вообще не наблюдается, так что последующее убийство самого Тибальта остается почти что незамеченным и стремительно перетекает в массовую сцену, композиционным центром которой являются Леди Капулетти и кормилица, а кульминацией – совместное упокоение Меркуцио и Тибальта под крылом смерти (sic!). Потом следует вышеупомянутая реприза « Verone », и, когда зритель в полной мере проникается осознанием того, что подобное безобразие на улицах города, конечно, недопустимо, но теперь что ж поделаешь, постановка вдруг вспоминает, что должна заморачиваться не убийством второстепенных персонажей (которые в описанных условиях наверняка ежедневно мрут пачками), а, ужас-ужас, изгнанием Ромео. Так что наши герои запоздало поют « Сhante de l’alouette » и Джульетта, поднимаясь с красного супружеского ложа, облачается обратно в красное платье, намекая, что художник не то не признает легитимность ее союза с Ромео, не то не заморачивается и продолжает помечать красным территорию Каппулетти, не то совсем не заморачивается, и красный – цвет любви, даром что в рамках данной постановки ему прибили совсем другие коннотации.
Леди Капулетти заявляется с предположительно радостной новостью « Demain, demain, demain il aura ta main », а граф Капулетти благостно вещает « Avoir une fille », не заморачиваясь истошными воплями означенной дочери и убеждая меня, что венгры таки были правы, избавившись от этой композиции. Песня прекрасна, но даже когда она исполнялась перед « Demain, demain, demain », рассуждения о мрачной иронии, о том, что так положено, и о том, что после смерти Тибальта семейству Капулетти срочно необходим какой ни есть наследник, все равно казались притянутыми за уши. Когда же подобная декларация отцовской любви идет после, объяснений, почему Джульетта тупо во всем не признается, просто нет. Поэтому она без объяснений бежит к брату Лоренцо и принимает снадобье за сценой – что, в сочетании с последующими стенаниями Бенволио в « Comment lui dire », чуть было не навело меня на мысль, что шаг с «напитком живой смерти» они решили пропустить, но тут оборванная сущность, в которой некоторые зрители так и не признали Смерть, все ж таки облапила монаха-посыльного. Так что все, как и положено, умерли, но склеп почему-то снова оказался красным, и я даже не знаю, хочется мне или, наоборот, не хочется думать, что это потому, что это склеп Капулетти. Тем более что потом они спели на бис аж три веселых песни, и все дружно забыли о том, чем все закончилось, и ушли из зала в хорошем настроении. А я, вообще-то, хотела пробежаться по второму акту в двух словах, а рассказать совсем о другом. Но, видимо, понадобится третья часть.
@темы:
Театр,
Апофигей,
musicals,
Музыка