"Я быть всегда самим собой старался, каков я есть: а впрочем, вот мой паспорт!"
Знаете, а сценография, оказывается, – и впрямь великая вещь.Знаете, а сценография, оказывается, – и впрямь великая вещь. И сценографию тителевских спектаклей и впрямь можно без особого преувеличения называть тителевской: потому что сценография «Онегина» и Травиаты» и впрямь очень похожа; а художники-сценографы и впрямь разные.
Впрочем, спешу оговориться, в данном случае речь не идет об однажды найденной универсальной «фишке». В данном случае то, что это (о чем не забывают упомянуть все, кому не лень) две последние постановки, его в полной мере извиняет: потому что обе они об одном и том же – о вдруг заинтересовавшей не только Тителя (а почему нет?) проблеме «ненастоящей» любви, нестыковки Любви с большой буквы и любви как сезонного буйства гормонов; проблеме, которую он, на удивление (хотя после его спектаклей это кажется очевидным) отыскивает в классических (чтобы не сказать «поднадоевших») душераздирающих историях о высоких чувствах. А до того…
Так, приплыли. Вот поэтому меня так возмущает, что сценография у нас идет пол года на 5 курсе. Могу, конечно, отмазаться, упомянув, что период невылезания из театра Станиславского – Немировича-Данченко в моей биографии располагается до университета, но объективно, я, пожалуй, не воспроизведу в памяти и декорации недавно посмотренного спектакля, за исключением тех, по поводу которых мне (как в случае сегодняшней «Травиатой») накануне продолбили весь мозг.
Позор на мою еще даже не седую голову…
Нет, так решительно не пойдет. Давайте разберемся. Раз-раз-раз… А что я вообще видела у Тителя?
В первую очередь, конечно, «Богему», которую показывали по ящику, и которую я могла бы даже пересмотреть в записи, если бы моего драгоценного папу хоть иногда посещала идея проверить этикетку кассеты прежде, чем туда что-то записывать… А так, из «Богемы» я, пожалуй, помню только ржавый запорожец посреди сцены. Ну и еще пиджак Шонара, который на сцене был зеленый, а на пленке почему-то оказался розовым… Или наоборот?..
«Обручение в монастыре». Ясный пень, там мне в память тоже врезались по преимуществу качели, опасно носившиеся над головой Степановича-Мендозы на протяжении всего его дуэта с Манистиной-Дуэньей. А нет, помню еще монастырь, который выстраивали по ходу действия из картонных коробок: кто-то еще обязательно умудрялся повернуть хоть одну той стороной, где написано, куда ее ставить))). В любом случае, «Обручение…» - совместное творчество Тителя и Налетовой. Но сценограф - тот же Арефьев, что и в "Травиате".
Что там у нас еще? «Золотой петушок» - последняя предпожарная премьера. Или последняя – «Мадам Баттерфляй»? Не столь важно. Помнится, все тогда написали, что царь Додон правит царством дворников. Костюмы помню – декорации нет…
«Сказка о царе Салтане». Помню, мрачновато было, мягко говоря. А если совсем честно, мне-то в самый раз, а вот дети визжали от ужаса. Но это не Арефьев ("Богема", по ходу, тоже).
О! «Летучая мышь»! Огромный диван в первом действии помню. Цифровой экран во втором – тоже. Ходячие тюремные камеры в третьем – тем более. Нет, вовсе это не похоже на «Травиату» с «Онегиным». Разве что подчеркнутым геометризмом…
Но геометризм – штука воистину универсальная без риска повториться. С одной стороны, геометрические декорации не выглядят вопиюще абстракционистски – они где-то на грани реальности и фантазии (как «мудро» изрек наш препод по означенной сценографии, любая картинка сводима к геометрической фигуре). С другой стороны, они позволяют доходчиво, но ненавязчиво визуализовать атмосферу произведения.
Возвращаясь к «Травиате», прозрачный лабиринт, в котором существуют тителевские герои, выстраивает вполне приемлемый интерьер (тем более что спектакль прекрасно "обживает" сценическое пространство, виртуозно разводя на сцене бардак, на который даже мне, при всех моих талантах в этой области, понадобилось бы не меньше месяца), но при этом позволяет на полную катушку эксплуатировать не Тителем, конечно, придуманный прием «Стекло: я тебя вижу, но не слышу» для создания эффекта тотального qui-pro-quo, про который писали и применительно к «Онегину» (хотя там я его не заметила, точнее, не выделила как лейтмотив). Тем более что в опере эффект получается не только визуальный, но и акустический.
Ладно, коль скоро страница кончилась, на этом и остановимся. Единственное, вдогоночку, на месте Тителя (или кто там сегодня был ведущий помреж?) я бы основательно навешала по ушам г-ну Степановичу, который весь спектакль бесстыдно и, самое главное, неуместно выпендривался: главные роли это иногда украшает, но вот когда ты играешь (ну или, в его случае, поешь) «енота»…
Впрочем, спешу оговориться, в данном случае речь не идет об однажды найденной универсальной «фишке». В данном случае то, что это (о чем не забывают упомянуть все, кому не лень) две последние постановки, его в полной мере извиняет: потому что обе они об одном и том же – о вдруг заинтересовавшей не только Тителя (а почему нет?) проблеме «ненастоящей» любви, нестыковки Любви с большой буквы и любви как сезонного буйства гормонов; проблеме, которую он, на удивление (хотя после его спектаклей это кажется очевидным) отыскивает в классических (чтобы не сказать «поднадоевших») душераздирающих историях о высоких чувствах. А до того…
Так, приплыли. Вот поэтому меня так возмущает, что сценография у нас идет пол года на 5 курсе. Могу, конечно, отмазаться, упомянув, что период невылезания из театра Станиславского – Немировича-Данченко в моей биографии располагается до университета, но объективно, я, пожалуй, не воспроизведу в памяти и декорации недавно посмотренного спектакля, за исключением тех, по поводу которых мне (как в случае сегодняшней «Травиатой») накануне продолбили весь мозг.
Позор на мою еще даже не седую голову…
Нет, так решительно не пойдет. Давайте разберемся. Раз-раз-раз… А что я вообще видела у Тителя?
В первую очередь, конечно, «Богему», которую показывали по ящику, и которую я могла бы даже пересмотреть в записи, если бы моего драгоценного папу хоть иногда посещала идея проверить этикетку кассеты прежде, чем туда что-то записывать… А так, из «Богемы» я, пожалуй, помню только ржавый запорожец посреди сцены. Ну и еще пиджак Шонара, который на сцене был зеленый, а на пленке почему-то оказался розовым… Или наоборот?..
«Обручение в монастыре». Ясный пень, там мне в память тоже врезались по преимуществу качели, опасно носившиеся над головой Степановича-Мендозы на протяжении всего его дуэта с Манистиной-Дуэньей. А нет, помню еще монастырь, который выстраивали по ходу действия из картонных коробок: кто-то еще обязательно умудрялся повернуть хоть одну той стороной, где написано, куда ее ставить))). В любом случае, «Обручение…» - совместное творчество Тителя и Налетовой. Но сценограф - тот же Арефьев, что и в "Травиате".
Что там у нас еще? «Золотой петушок» - последняя предпожарная премьера. Или последняя – «Мадам Баттерфляй»? Не столь важно. Помнится, все тогда написали, что царь Додон правит царством дворников. Костюмы помню – декорации нет…
«Сказка о царе Салтане». Помню, мрачновато было, мягко говоря. А если совсем честно, мне-то в самый раз, а вот дети визжали от ужаса. Но это не Арефьев ("Богема", по ходу, тоже).
О! «Летучая мышь»! Огромный диван в первом действии помню. Цифровой экран во втором – тоже. Ходячие тюремные камеры в третьем – тем более. Нет, вовсе это не похоже на «Травиату» с «Онегиным». Разве что подчеркнутым геометризмом…
Но геометризм – штука воистину универсальная без риска повториться. С одной стороны, геометрические декорации не выглядят вопиюще абстракционистски – они где-то на грани реальности и фантазии (как «мудро» изрек наш препод по означенной сценографии, любая картинка сводима к геометрической фигуре). С другой стороны, они позволяют доходчиво, но ненавязчиво визуализовать атмосферу произведения.
Возвращаясь к «Травиате», прозрачный лабиринт, в котором существуют тителевские герои, выстраивает вполне приемлемый интерьер (тем более что спектакль прекрасно "обживает" сценическое пространство, виртуозно разводя на сцене бардак, на который даже мне, при всех моих талантах в этой области, понадобилось бы не меньше месяца), но при этом позволяет на полную катушку эксплуатировать не Тителем, конечно, придуманный прием «Стекло: я тебя вижу, но не слышу» для создания эффекта тотального qui-pro-quo, про который писали и применительно к «Онегину» (хотя там я его не заметила, точнее, не выделила как лейтмотив). Тем более что в опере эффект получается не только визуальный, но и акустический.
Ладно, коль скоро страница кончилась, на этом и остановимся. Единственное, вдогоночку, на месте Тителя (или кто там сегодня был ведущий помреж?) я бы основательно навешала по ушам г-ну Степановичу, который весь спектакль бесстыдно и, самое главное, неуместно выпендривался: главные роли это иногда украшает, но вот когда ты играешь (ну или, в его случае, поешь) «енота»…
@музыка: Сцена Виолетты и Жоржа Жермона (акт II)
@темы: Театр, Опера, Немирович & Станиславский