"Зона" по-канадски

[Insolitaria]

Я, как всегда, все делаю крайне вовремя. Преддипломное собрание у нас в среду. В свете чего сегодня я наконец-то добралась до иностранки, дабы прочитать первую из тех пьес, на основе которых, как вдруг выяснилось, я в итоге должна буду этот диплом написать.

Первая она не только в очевидном смысле: ибо речь идет о хронологически первой и в конечном итоге самой известной пьесе из всего непомерно разросшегося творческого наследия Марселя Дюбе, к которому, учитывая особенности укомплектованности московских библиотек франкоканадскими авторами, мой диплом, вероятно, в итоге и сведется.
Но пьеса на удивление неплохая, что не может не радовать. Называется «Zone». Учитывая, что одно из 3 действий происходит в полицейском участке, так и тянет подумать про то самое, но канадцы под зоной понимают социальную среду, из которой практически невозможно выбраться. У них там тоже, как это ни прискорбно, эффектная поговорка на практике не срабатывает. Без денег счастья нет: даже если твоя мечта не просто разбогатеть, а стать музыкантом или священником, иметь семью и растить детей – в первую очередь для этого нужны деньги. И те, кто подписывается под фразой “je suis né dans la rue”, могут эти деньги разве что украсть: не у соседа, так у государства. Но, - вечный парадокс, замкнутый круг, - можно ли жить счастливо, однажды совершив преступление?
Кажется, автор и сам до конца не понимает, на чьей он, собственно, стороне: юного контрабандиста, в борьбе с теми, кто не дал ему даже права на мечту, отнявшего жизнь ни в чем не повинного солдата системы (таможенника, короче говоря), или умудренного жизнью инспектора, который, служа этой безжалостной системе, защищает таких вот ни в чем не повинных… Он (Дюбе) постоянно боится впасть в крайность: ты ждешь жуткой сцены пыток в полицейском застенке в лучших анархических традициях, а тебе сообщают, что так бывает только в кино; ты не сомневаешься, что дело идет к наставительной речи мудрого и всепрощающего служителя Закона с самой что ни на есть большой буквы, а он начинает виртуозный допрос по всем правилам криминальной психологии. Кстати эта самая сцена допроса делает пьесу процентов на 80%. 2 акт при желании можно ставить отдельно, отбросив те, что по краям, как философическую чепуху: напряженной проблематики и простора для сценических эффектов хватает и там, но во 2 действии напряженность психологическая, помноженная на напряженность сюжетную, дает актерам воистину непаханое поле деятельности.
А автор, отчаявшись понять, кто у него прав, в конечном итоге заставляет всех своих героев отрекаться. И в конце второго акта усталый инспектор, вырвавший-таки у подозреваемого признание, сообщает, что от всей души надеялся убедиться в его невиновности. А в конце третьего подозреваемый сам шагнет навстречу готовой оборвать его жизнь пуле, потому что поймет, что никакой он не непобедимый Тарзан, которому нипочем законы государственные и нравственные, а всего лишь безграмотный безмозглый юнец, который, конечно, может попытаться в последний раз - и навсегда – перейти границу, может даже преуспеть, но – зачем?

«Отрекаться», «нравственные законы» - слова-то какие. Что-то мне уже повсеместно мерещатся евангельские мотивы и идея разочарования в «вождизме». Хотя, учитывая would-be крест в начале, споры о том, испытывал ли Иуда страх, когда целовал Иисуса, в середине, и душераздирающий монолог на тему «Тарзан – это человек, которому покоряются джунгли, а я…» в конце, по-видимому, j’ai raison…

@настроение: Насморк - вселенское зло!!!

@темы: Книги