"Я быть всегда самим собой старался, каков я есть: а впрочем, вот мой паспорт!"
читать дальшеУф, пронесло: напрасно я боялась. Вопреки тому, что все дружно написали о первом восстановленном спектакле, они его не угадили. Хотя опасаться были все основания: «Богеме» у Станиславского и Немировича, на минуточку, скоро 12 лет. Да что уж там, с тех пор как я впервые видела этот спектакль, прошло лет 7. Даже почти 8. Притом, что спектакль в среднем живет 2 года. 5, если очень постараться. Так что не знаю, спас их трехлетний перерыв или совершенная организация театрального организма, но, что называется, не посрамили: в смысле, не разочаровали.
Опять же вопреки тому, что, к моему ужасу, написали в прошлом месяце, с точки зрения режиссуры спектакль сделан на совесть. Если еще точнее, режиссер и художник замечательно сработали «в одну степь». В стилизацию культовых картин à la «Бал на Монмартре». Что даже осовремениванием в полном смысле слова не назовешь (оставляя в стороне легендарный Запорожец, ну ладно, не Запорожец): ибо роман, конечно, доисторический, но сама-то опера 1896г.
Впрочем, на этот раз ощутимо помог сам Пуччини, избавив, в отличие от случая «Мадам Баттерфляй», постановщика от массы проблем, проистекающих из его музыки.
«Богема» - все еще опера для примадонны и тенора. Но на этот раз профсоюз, видимо, не защищал прочих членов труппы, позволив композитору с чистой совестью вывести остальных героев лишь для фона: в «Богеме» почти нет пресловутых речитативов и очень много ансамблей.
Титель, уж не знаю, из партитуры или от осознания, что кого-кого, а Пуччини-то точно надо просто слушать, воспринимает и виртуозно воплощает эту фоновость системы персонажей и вообще сюжета. Не отказываясь в полной мере от жизнеподобия, он выбирает подчеркнуто статичные мизансцены для интимных сцен и очаговые - для массовых: суетливая наполненность картинки не рассеивает внимание, а сложная система занавесов замечательным образом вписывает получившуюся живую картину в общую концепцию оформления, делая актеров составной частью воссозданного Устиновым придуманного импрессионистического Парижа (одно из двух: либо все они оттуда вышли, либо Тителю на экзамене по истории театра достался Мейерхольд). Единственное, на мой взгляд, контраст между убогой мансардой и праздничным Латинским кварталом получился недостаточно резким. Мансарду можно обогреть горящей драмой, там должно быть невыносимо тесно. Надо было либо еще больше загромоздить ее мебелью, либо обрезать сценическое пространство не только в глубину (это, кстати, тоже Мейерхольд), но и в длину. В последней сцене это было больше «похоже на правду», хотя опять же, не надо было вылезать в неосвещенную часть. Но, на самом деле, это субъективно.
А в целом театр предлагает последовательное, целостное, проработанное режиссерское решение. Так что, подозреваю, в прошлый раз им изрядно подосрала новая исполнительница роли Мюзеты. И в этом, кстати, еще одна проблема тителевской режиссуры в целом.
Вместе с программкой мне впаривали, что сегодня звездный состав. Наивные…
Но, с другой стороны, на мне же не написано, что я в этот театр 10 лет хожу и знаю: для звездного состава нужен Поликанин.
Конечно, когда Поликанин играл Марселя, он в этой мансарде был старше всех – причем вместе взятых))). Но у Поликанина есть бесценное качество: он оправдывает режиссерское доверие.
Титель все-таки слишком доверяет своим актерам. С ударением на слове «своим»: которых он то ли удачно набрал, то ли уверен, что вырастил как надо – учитывая, что, на удивление, все звезды его труппы - за редким исключением как раз Поликанина – это Консерватория, а не ГИТИС. Но, как бы там ни было, новому поколению он «делает» образ: а «старой гвардии» он верит: набрасывает лишь внешний рисунок роли, предоставляя состоявшимся актерам самим заботиться о «содержании»: видимо, порой забывая, что они у него не одни.
Поликанин замечательный актер: он может сам сделать себе роль. Герзмава тоже может. Но этого не могла девочка, которую в прошлый раз выпустили в роли Мюзеты, и, видимо, не может сегодняшний исполнитель роли Марселя.
Про остальных все понятно, а вот роль Марселя сложна: его, «неопределенного» без единой арии, нужно трактовать. А Кондратков, похоже, не решил для себя, что такое Марсель: и, соответственно, ему нечего было предложить зрителям, кроме себя-любимого.
Ольга Гурякова тоже может «согреть» свою роль, но именно в данном случае ей бы не помешала более жесткая режиссура. «Я в предлагаемых обстоятельствах» не очень применимо к роли Мими. Мими ненастоящая, нереальная, неземная: в свое первое появление она должна быть похожа на ангела: только тогда логично и оправдано это внезапное глупое и нежизнеспособное чувство Рудольфа. А в Мими Гуряковой порой была все-таки очень земная.
Но пела она как всегда волшебно: …ладно, не буду пытаться выразить невыразимое. Просто скажу, что на свете все-таки есть одна опера, в которой я искренне люблю женскую партию. Это «Богема» и это Мими…
Опять же вопреки тому, что, к моему ужасу, написали в прошлом месяце, с точки зрения режиссуры спектакль сделан на совесть. Если еще точнее, режиссер и художник замечательно сработали «в одну степь». В стилизацию культовых картин à la «Бал на Монмартре». Что даже осовремениванием в полном смысле слова не назовешь (оставляя в стороне легендарный Запорожец, ну ладно, не Запорожец): ибо роман, конечно, доисторический, но сама-то опера 1896г.
Впрочем, на этот раз ощутимо помог сам Пуччини, избавив, в отличие от случая «Мадам Баттерфляй», постановщика от массы проблем, проистекающих из его музыки.
«Богема» - все еще опера для примадонны и тенора. Но на этот раз профсоюз, видимо, не защищал прочих членов труппы, позволив композитору с чистой совестью вывести остальных героев лишь для фона: в «Богеме» почти нет пресловутых речитативов и очень много ансамблей.
Титель, уж не знаю, из партитуры или от осознания, что кого-кого, а Пуччини-то точно надо просто слушать, воспринимает и виртуозно воплощает эту фоновость системы персонажей и вообще сюжета. Не отказываясь в полной мере от жизнеподобия, он выбирает подчеркнуто статичные мизансцены для интимных сцен и очаговые - для массовых: суетливая наполненность картинки не рассеивает внимание, а сложная система занавесов замечательным образом вписывает получившуюся живую картину в общую концепцию оформления, делая актеров составной частью воссозданного Устиновым придуманного импрессионистического Парижа (одно из двух: либо все они оттуда вышли, либо Тителю на экзамене по истории театра достался Мейерхольд). Единственное, на мой взгляд, контраст между убогой мансардой и праздничным Латинским кварталом получился недостаточно резким. Мансарду можно обогреть горящей драмой, там должно быть невыносимо тесно. Надо было либо еще больше загромоздить ее мебелью, либо обрезать сценическое пространство не только в глубину (это, кстати, тоже Мейерхольд), но и в длину. В последней сцене это было больше «похоже на правду», хотя опять же, не надо было вылезать в неосвещенную часть. Но, на самом деле, это субъективно.
А в целом театр предлагает последовательное, целостное, проработанное режиссерское решение. Так что, подозреваю, в прошлый раз им изрядно подосрала новая исполнительница роли Мюзеты. И в этом, кстати, еще одна проблема тителевской режиссуры в целом.
Вместе с программкой мне впаривали, что сегодня звездный состав. Наивные…
Но, с другой стороны, на мне же не написано, что я в этот театр 10 лет хожу и знаю: для звездного состава нужен Поликанин.
Конечно, когда Поликанин играл Марселя, он в этой мансарде был старше всех – причем вместе взятых))). Но у Поликанина есть бесценное качество: он оправдывает режиссерское доверие.
Титель все-таки слишком доверяет своим актерам. С ударением на слове «своим»: которых он то ли удачно набрал, то ли уверен, что вырастил как надо – учитывая, что, на удивление, все звезды его труппы - за редким исключением как раз Поликанина – это Консерватория, а не ГИТИС. Но, как бы там ни было, новому поколению он «делает» образ: а «старой гвардии» он верит: набрасывает лишь внешний рисунок роли, предоставляя состоявшимся актерам самим заботиться о «содержании»: видимо, порой забывая, что они у него не одни.
Поликанин замечательный актер: он может сам сделать себе роль. Герзмава тоже может. Но этого не могла девочка, которую в прошлый раз выпустили в роли Мюзеты, и, видимо, не может сегодняшний исполнитель роли Марселя.
Про остальных все понятно, а вот роль Марселя сложна: его, «неопределенного» без единой арии, нужно трактовать. А Кондратков, похоже, не решил для себя, что такое Марсель: и, соответственно, ему нечего было предложить зрителям, кроме себя-любимого.
Ольга Гурякова тоже может «согреть» свою роль, но именно в данном случае ей бы не помешала более жесткая режиссура. «Я в предлагаемых обстоятельствах» не очень применимо к роли Мими. Мими ненастоящая, нереальная, неземная: в свое первое появление она должна быть похожа на ангела: только тогда логично и оправдано это внезапное глупое и нежизнеспособное чувство Рудольфа. А в Мими Гуряковой порой была все-таки очень земная.
Но пела она как всегда волшебно: …ладно, не буду пытаться выразить невыразимое. Просто скажу, что на свете все-таки есть одна опера, в которой я искренне люблю женскую партию. Это «Богема» и это Мими…
@музыка: "Che gelida Manina...": всегда тащилать от арии Рудольфа, хотя Долгова они, похоже, и правда загоняли... Но когда в последней сцене это повторяет Мими... О!
@темы: Опера, Немирович & Станиславский