"Я быть всегда самим собой старался, каков я есть: а впрочем, вот мой паспорт!"
"Пеллеас и Мелизанда" (Золотая маска)Настроение, ввиду очередной некстати нагрянувшей смены приоритетов, у меня и так не фонтан, а тут еще, мало того, что аншлаги бывают только когда у меня билета нет, так полупустые залы на спектаклях, где их не должно бы быть, тоже случаются исключительно когда билетов у меня больше чем нужно: так что не утверждаю, что это объективно, но, тем не менее...
В следующий раз, сервируйте мне, пожалуйста, отдельно – текст, музыку и декорации.
Как вариант: 1) выгнать на фиг актеров; 2) заснять пустые декорации - на черно-белую пленку с высокой светочувствительностью – дабы раздать после спектакля на память; 3) убрать на фиг декорации; 4) позвать обратно актеров и попросить их спокойно (спокойно!!!) встать и спеть свою «вокальную строчку», по возможности не вникая, о чем там речь; ах да, и отключить эти проклятые субтитры – чтобы в принципе не возникало вопросов, что же такое все-таки происходит в пьесе и, самое главное, на сцене…
Потому что
а) Клоду Дебюсси следовало бы прислушиваться к собственным словам - «опера была бы вполне сносной, если бы в ней еще не пели так много»: при неизменно потрясающей музыке, вокальные партии впечатляют лишь иногда, в остальное время, по причине стремления к сохранению в неприкосновенности текста Метерлинка, оставляя ощущение немилосердного перебора с речитативами;
б) режиссеры, по крайней мере оперные, делятся на режиссеров-актеров, режиссеров-дирижеров, и режиссеров-художников; последние всегда казались мне наименее рискованным вариантом – пока речь шла о режиссерах, пришедших из художников-сценографов, «сверхзадача» которых – сделать каждый элемент спектакля составной частью красивой картинки; но режиссер, являющийся по совместительству художником по СВЕТУ, увлеченно «раскрашивает» лучами прожекторов загромождающие сцену сложные металлические конструкции, ваяя из них воистину феерическое зрелище, но начисто забывая при этом, что ничто так не опасно для нарочито «неживого» геометрического конструктивизма, как живой актер, которому тогда, по крайней мере, нужна жесткая пластическая партитура (любопытно, что актеры в итоге режиссерского внимания не дождались даже в сцене последнего свидания, где им по тексту Метерлинка тоже положено отбрасывать тени
): не знаю, что в результате хуже - беспомощная «балетность» абсолютного большинства персонажей, так, вслед за режиссером, и не понявших, что же они тут делают, или броско-натуралистично бьющийся (под конец – в самом прямом смысле слова) от ревности в конвульсиях Голо, который, обнаружив в своей роли отчетливое «внешнее действие», на радостях решил, что «второго плана» у него нет и не надо;
в) зато (несомненное достоинство, вышедшее боком) у этого Голо (Ф. Ле Ру)* великолепная дикция: остальные персонажи вполне позволяли абстрагироваться от происходящего и мирно наслаждаться хорошим исполнением хорошей музыки, но текст Голо неизменно достигал моего слуха, возвращая на сцену к назойливым и неразрешимым вопросам: на кой было играть первую сцену 2 раза, какого хрена в качестве волос Мелизанды Пеллеас старательно обнимает рыжую мочалку, не пристегнутую к Мелизанде даже символически, какой, кроме фрейдистского, смысл в маленьком Иньольде, тыкающем ножичком куколку, пока его папа скачет вокруг жены с мечом, и вообще, почему на сцене постоянно столько лишнего народу?
В общем, посмотрев на проблему символистской драматургии под каким-то очень странным углом, месье О. Пи (ну а я что могу сделать?), вместо того, чтобы предложить более или менее убедительную трактовку, предлагает зрителю придумать собственную, и потом еще вписать в нее то, что сверх того нагородил лично он. Спектакль немилосердно сложен в самом плохом смысле: из зала не выносишь (я, по крайней мере, не вынесла) ничего, кроме почти физической усталости…
____________________
*говорят, крупнейший интерпретатор Дебюсси; учитывая, что опера у Дебюсси всего одна, звучит почти как издевательство…
В следующий раз, сервируйте мне, пожалуйста, отдельно – текст, музыку и декорации.
Как вариант: 1) выгнать на фиг актеров; 2) заснять пустые декорации - на черно-белую пленку с высокой светочувствительностью – дабы раздать после спектакля на память; 3) убрать на фиг декорации; 4) позвать обратно актеров и попросить их спокойно (спокойно!!!) встать и спеть свою «вокальную строчку», по возможности не вникая, о чем там речь; ах да, и отключить эти проклятые субтитры – чтобы в принципе не возникало вопросов, что же такое все-таки происходит в пьесе и, самое главное, на сцене…
Потому что
а) Клоду Дебюсси следовало бы прислушиваться к собственным словам - «опера была бы вполне сносной, если бы в ней еще не пели так много»: при неизменно потрясающей музыке, вокальные партии впечатляют лишь иногда, в остальное время, по причине стремления к сохранению в неприкосновенности текста Метерлинка, оставляя ощущение немилосердного перебора с речитативами;
б) режиссеры, по крайней мере оперные, делятся на режиссеров-актеров, режиссеров-дирижеров, и режиссеров-художников; последние всегда казались мне наименее рискованным вариантом – пока речь шла о режиссерах, пришедших из художников-сценографов, «сверхзадача» которых – сделать каждый элемент спектакля составной частью красивой картинки; но режиссер, являющийся по совместительству художником по СВЕТУ, увлеченно «раскрашивает» лучами прожекторов загромождающие сцену сложные металлические конструкции, ваяя из них воистину феерическое зрелище, но начисто забывая при этом, что ничто так не опасно для нарочито «неживого» геометрического конструктивизма, как живой актер, которому тогда, по крайней мере, нужна жесткая пластическая партитура (любопытно, что актеры в итоге режиссерского внимания не дождались даже в сцене последнего свидания, где им по тексту Метерлинка тоже положено отбрасывать тени
): не знаю, что в результате хуже - беспомощная «балетность» абсолютного большинства персонажей, так, вслед за режиссером, и не понявших, что же они тут делают, или броско-натуралистично бьющийся (под конец – в самом прямом смысле слова) от ревности в конвульсиях Голо, который, обнаружив в своей роли отчетливое «внешнее действие», на радостях решил, что «второго плана» у него нет и не надо;в) зато (несомненное достоинство, вышедшее боком) у этого Голо (Ф. Ле Ру)* великолепная дикция: остальные персонажи вполне позволяли абстрагироваться от происходящего и мирно наслаждаться хорошим исполнением хорошей музыки, но текст Голо неизменно достигал моего слуха, возвращая на сцену к назойливым и неразрешимым вопросам: на кой было играть первую сцену 2 раза, какого хрена в качестве волос Мелизанды Пеллеас старательно обнимает рыжую мочалку, не пристегнутую к Мелизанде даже символически, какой, кроме фрейдистского, смысл в маленьком Иньольде, тыкающем ножичком куколку, пока его папа скачет вокруг жены с мечом, и вообще, почему на сцене постоянно столько лишнего народу?
В общем, посмотрев на проблему символистской драматургии под каким-то очень странным углом, месье О. Пи (ну а я что могу сделать?), вместо того, чтобы предложить более или менее убедительную трактовку, предлагает зрителю придумать собственную, и потом еще вписать в нее то, что сверх того нагородил лично он. Спектакль немилосердно сложен в самом плохом смысле: из зала не выносишь (я, по крайней мере, не вынесла) ничего, кроме почти физической усталости…
____________________
*говорят, крупнейший интерпретатор Дебюсси; учитывая, что опера у Дебюсси всего одна, звучит почти как издевательство…
@темы: Театр, Опера, Немирович & Станиславский