"Я быть всегда самим собой старался, каков я есть: а впрочем, вот мой паспорт!"
(Федерико Андахази, "Город еретиков")(Федерико Андахази, "Город еретиков") Итак, Анадахази дочитан (одно из двух: либо книжки стали слишком короткими, либо поезда в метро - слишком медленными); вынуждена признать, что не без удовольствия. Это, впрочем, не отменяет того факта, что сеньор Андахази - писатель скорее предприимчивый, чем одаренный; или вовсе писатель с хорошим литературным агентом. Соответственно, "Город еретиков" выверенно и патентованно занимателен: один гениально-гнусный аферист, пара несчастных влюбленных, несколько религиозным метаний, несколько евангелическах парафразов, немного коммунизма, немного эмансипации, немного насилия и порция неуклюжей порнографии впридачу. I hope for his own sake, что хотя бы концепцию христианства как апокалиптического учения он сам придумал, а не списал у тех сенсуалистов, которым его приписывает... Специально не стала проверять, ибо чую, что увязну, т.к. и так очевидно, что историческая достоверность подкачивает: словно уроженцы умудренного и циничного ХХ века чудесным образом перенеслись в средневековье и удобно там устроились. Точнее, учитывая, что ни монастыри, ни очумелое поклонение реликвиям никто не отменял, полное ощущение, что вся "средневековость" романа заключена в датах, предусмотрительно расставленных в начале каждой главы. Даже исторический контекст подбирается как-то стыдливо бочком; словосочетаие "туринская плащаница" звучит, наконец, только в эпилоге; до тех пор афера, которая на 600 с лишним лет ввела в заблуждение весь христианский мир, воспринимается как курьезная разборка французской глубинки. Словно горькая шутка правоверного католика, оскорбленного в лучших чувствах результатами экспертизы священной реликвии: как следствие, "не претендует". Собственно, нарочитая "непритязательность" - главный, и, возможно, единственный реальный недостаток "Города еретиков". Исторический роман тем и хорош, что прекрасно ложится на туманные "общие представления"; исторический роман "с полемическим задором" требует лишь минимальной выстроенности: те, кому реально интересно, учебники читают, остальные проверять не будут. Поэтому ссылаться на возможно несуществующие свидетельства возможно несуществующих современников можно без зазрения совести, но в область очевидного и общеизвестного лучше не лезть, даже если оно таковым только кажется. Иными словами, когда автор, пусть даже и не желающий быть воспринятым серьезно, не потрудился сверить ссылки на Евангелие, его писанина начинает восприниматься с соответствующим предубеждением... А в том, что быть воспринятым серьезно Андахази не желает, сомнений нет никаких. Он по такому случаю даже держится подальше от душевных движений и нравственных страданий (только и нужных, чтобы придать дополнительную "ужасность" деяниям предприимчивого герцога), сосредотачиваясь исключительно на сюжете, и столь властно направляет по тому же пути читательское восприятие, что когда герой максимально близко к евангельскому тексту принимает максимально приближенные к крестным муки, вместно должного трепета рождается ощущение "А, ну это понятно, дальше давай!"...